[LunAttik]

24.05.2009 в 18:21

Пишет  Red_Squirrel:

Праздник любования сакурой
Название: Праздник любования сакурой
Тема №2: Колыбельные песенки
Автор:  Red_Squirrel
Бета:  Tadanori
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринг: Дитхард/Кагуя
Дисклеймер: Если бы я была Танагучи и владела бы Санрайзом и Клампом, то какого бы я писала фики да еще и на русском? Короче все что не мое, то не мое.
Таймлайн: полтора года после Реквиема. AU
A/N: Много текста
Примечания:
1) В тексте использовались песня Marlene Dietrich - Sch, Kleines Baby Wein Nicht Mehr и японская колыбельная известная как Колыбельная из района Чугоко (с лирикой и приблизительным переводом можно ознакомиться здесь)
2) Ханами (Праздник любования сакурой) - один из самых популярных весенних праздников в Японии. Любоваться цветами идут большой компанией, которая может состоять из членов семьи, друзей, родственников, коллег по работе или учебе. Традиционной едой для этого праздника считаются рисовые колобки онигири и закуска из рисовой муки под названием данго.


«Умом эту 11 Зону не понять», - когда-то очень давно решил Дитхард Рид, которого только перевели на работу в Токийское отделение Hi-TV. Прошедшие годы только укрепили его в этом мнении, разве что в последнее время 11 Зона опять называлась Японией.
Мужчина щелчком сбил белый лепесток со своего данго. «Странная страна, странные традиции, странные праздники, странные люди…» На этой мысли Дитхард оглянулся на товарищей по пикнику. Нагиса баюкала полугодовалого сына, Кагуя притулилась рядышком, с умилением глядя на укутанного в пеленки мальчика. Счастливый папаша – Тодо Кёширо – как ушел в дом за кашей для ребенка, так и пропал, оставив жену и гостей в старом саду. Не иначе как заблудился в трех табуретках.
Жена командующего ОЧР тихонько напевала какую-то песенку, слов которой Дитхард разобрать не мог. На губах женщины играла мягкая полуулыбка, глаза с нежностью смотрели на ребенка. Сейчас с трудом можно было узнать в этой счастливой матери бывшую шисайкен.
Очередной порыв весеннего ветра пролетел над садом, осыпав сидящих под сакурой людей дождем из лепестков цветущей вишни. Кагуя подняла голову и улыбнулась - на её раскрытую ладонь плавно спланировал лепесток сакуры.
Дитхард замер, любуясь этой сценой. Солнечные пятна скользили по узорчатой ткани кимоно, лепестки, медленно кружась, падали на волосы и одежду сидящих под деревом женщин, тихий голос напевал колыбельную без слов. Дитхарду на мгновение показалось, что время замедлило ход, а то и совсем остановилось. Жаль, что под рукой не было даже фотоаппарата.
- Рид, у тебя такой вид, как будто ты съел лягушку, - вернул Дитхарда на землю ехидный голос Нагисы. Мужчина вздрогнул и с удивлением посмотрел на надкусанный данго. Надо же, как увлекся созерцанием прекрасного…
- Надо полагать, твоему испорченному британскому вкусу моя стряпня не угодила, - тихо, что бы не потревожить сына, прошипела женщина. Ну что сказать, теперь она была похожа на саму себя.
Кагуя с легким недоумением переводила взгляд с Нагисы на Дитхарда и обратно.
- Тиба, ты слишком мнительная, - отмахнулся Рид. – И потом, во Франции лягушки – деликатес.
- Тодо, - сухо поправила его бывшая шисайкен. – И вообще, в этой Европе нормальных людей нет.
- Извини, привычка, - пожал плечами Дитхард. – А нормальных людей нет нигде.
Женщина поморщилась, но промолчала. Рид мысленно добавил себе еще одно очко. Эта игра продолжалась где-то год - примерно с тех пор, как он, выйдя из больницы, стал работать в концерне Сумераги. Как и ожидалось, не все были рады его выздоровлению и уж тем более назначению. Кое-кто даже попытался «открыть глаза химе-сама на этого проходимца». Но Кагуя их быстро заткнула: «Если вы найдете мне специалиста лучше чем Дитхард-сан, я с удовольствием его найму». Хотя отношения с теми, с кем Рид и раньше не особенно ладил, принципиально не изменились, но приобрели уже другой вид. Вот так и появился регулярный обмен любезностями с Нагисой.
- Нагиса-сан, не обращайте на него внимания, - проворковала Кагуя, пригрозив Риду кулачком. – И потом, как может не нравиться приготовленная вами еда?
Дитхард усиленно закивал головой, демонстративно откусив кусок данго. Чистая правда, между прочим. Хозяйка вздохнула и опять принялась укачивать ребенка. Мир под цветущей сакурой был восстановлен.
На расстеленное покрывало легла длинная тень - вернулся крайне озабоченный и одновременно смущенный Тодо.
- Нагиса, - голос звучал как-то совсем беспомощно. – Я ничего не могу найти.
Дитхард пригубил свой стаканчик с водой, пытаясь скрыть усмешку. Это на войне Тодо был Чудотворцем. В быту, а особенно во всем, что касалось детей, он терялся моментально.
- Пошли, горе ты мое, - вздохнула Нагиса. Чуток помедлив, она бережно передала сынишку Кагуе. Рид взглядом проводил супругов, пока они не скрылись за дверью черного входа.
- Вам обязательно нужно было сказать что-то плохое Нагисе-сан? – полюбопытствовала Кагуя.
- Дай подумать… - Дитхард для вида помолчал, словно раздумывая, и уверенно ответил: - Да! Иначе было бы не так весело.
- Праздник ханами и не должен быть веселым, – возразила химе.
- Знаю-знаю, праздник любования сакурой должен показать, насколько быстротечно все в этом мире и насколько хрупкая человеческая жизнь.
Сумераги вздохнула, но промолчала, ласково баюкая мальчика.
В саду опять стало тихо, только ветер иногда шелестел в ветвях деревьев, рассыпая лепестки сакуры вокруг.

Nenneko shasshari mase,
Neta ko no kawaisa.
Okite naku ko no
Nenkororo, tsura nikusa.
Nenkororon, nenkororon.

Тихонько напевала Кагуя колыбельную.

Nenneko shasshari mase,
Kyō wa nijūgo-nichi sa.
Asu wa kono ko no,
Nenkororo, Miya-mairi.
Nenkororon, nenkororon.

Дитхард улыбнулся, вслушиваясь не столько в слова, сколько в грустную мелодию.

Miya e maitta toki,
Nan to yūte ogamu sa.
Issho kono ko no,
Nenkororo, mame na yō ni.
Nenkororon, nenkororon.

В августе ей будет 17. А ему в феврале исполнилось 34. Глупая Кагуя, ему не нужен праздник созерцания чего-то там, если достаточно просто посмотреть на ее личико, чтобы вспомнить, как быстротечно время. У нее март – начало весны, когда природа только начинает просыпаться. У него июль – разгар лета, когда впереди еще много всего, но столь же многое уже пройдено или упущено. Иногда ему становилось страшно от таких мыслей. И тогда он тихо проклинал себя за привязанность к этому солнечному созданию. Потому что непонятно когда, но в его душе поселился странный страх за нее. За ее судьбу и благополучие. Почему-то в последнее время он регулярно ловил себя на том, что все время наблюдает за ней. Наверное, так ведут себя сверх заботливые папаши, когда их милые девочки превращаются в девушек. Она еще сама ребенок, что бы заводить собственных детей…
- Хотите подержать? – неожиданно спросила Кагуя.
- Э, что? – Дитхард с удивлением уставился на девушку.
- Я спросила, не хотите ли вы покачать ребенка, - терпеливо повторила Сумераги. – Вы на него так смотрите, вот я и подумала…
- Кагуя-сама, дети - не игрушки, – пробурчал он. – И потом, Нагиса мне голову оторвет.
- Как будто в первый раз, - пожала Кагуя плечами. – Ну, так как?
- Исключительно что бы позлить Нагису, – Рид осторожно забрал малыша у девушки. – Первый раз его так близко вижу. Такой маленький, а уже Тодо. И нос как у Кёширо, – вынес он свой вердикт.
Кагуя хихикнула и задумчиво посмотрела на Дитхарда. Было что-то теплое, домашнее и правильное в том, как Рид бережно баюкал мальчика, как улыбался ему, как мурлыкал какую-то мелодию. Но ренегат со стажем пришёл бы в ужас, если б знал, какие планы на его счёт лелеет очаровательная Сумераги-химе.
- Вы, оказывается, знаете колыбельные? – удивилась она.
- Я же человек, мне тоже в детстве что-то пели, – отозвался донельзя смущенный Рид.
- Ну, тогда пойте громче, я тоже послушать хочу, – Кагуя склонила голову ему на плечо и улыбнулась. Дитхард понял, что все равно ему не отвертеться, и негромко запел:

Sch, kleines Baby, wein´ nicht mehr,
die Mami kauft dir einen Teddybär.

Und wenn der Teddybär nicht mehr springt,
kauft dir die Mami einen Schmetterling.

Und fliegt der Schmetterling ganz weit,
kauft dir die Mami ein rotes Kleid.

- Дальше не помню, - честно признался он, покосившись на девушку. Кагуя только улыбнулась и достала лепесток сакуры из Дитхардовой челки.
- Это ведь немецкий? – полу-утвердительно, полу-вопросительно проговорила она.
- Да, бабушка Лени пела, - ответил Рид. - Её ведь совсем ребенком из Германии вывезли, вот она и помнила все эти песенки. И меня, и брата учила. Мол, помните, откуда ваши корни.
- Очень мудрая бабушка, - улыбнулась Кагуя. – Знаете, мне кажется, вы будете хорошим отцом, - почти без перехода сообщила она, не глядя на него.
Дитхард поперхнулся и внимательно посмотрел на девушку. Кагуя небрежно теребила краешек кимоно, лениво наблюдая за пляской солнечных пятен.
- Мне бы хотелось в это верить, - пробормотал он. «Интересно, а она точно не умеет читать мысли?» - этот вопрос частенько посещал Дитхарда в таких вот ситуациях.
– Думаю, вашим детям точно повезет с матерью.
- Если у меня будут дети…
- Не «если», а «когда», - автоматически поправил ее Рид. И тут же об этом пожалел, поймав удивленный взгляд Кагуи. – Говоря «если», вы подразумеваете, что событие может не произойти. И соответственно, говоря «когда», вы имеете в виду, что событие произойдет, но вот когда это будет – неизвестно, – Дитхард поморщился от собственных тавтологий.
- И когда? – просто спросила девушка.
- Откуда я знаю? - буркнул Рид. – Не сейчас. Вы действительно еще ребенок для этого.
- Что?! – аж подскочила на месте Кагуя. Дитхард тяжело вздохнул. Он умудрился разом задеть несколько больных мест. Сейчас его ждала длинная отповедь, суть которой сводилась к двум простым тезисам: «я уже не маленькая» и «не смейте мне что-то навязывать».
- То, что вы услышали, – отрезал он. – И не шумите, химе-сама, ребенка разбудите.
Кагуя открыла было рот и густо покраснела. Шумно вздохнув, она обижено отвернулась от мужчины, отлично сознавая, что ведет себя именно как испорченная маленькая девочка, которую она всеми силами пыталась изжить.
- У вас вся жизнь впереди, а дети - это действительно не игрушки. Это навсегда, – попытался объяснить хоть что-то Дитхард, понимая, что тоже был не совсем прав.
Девушка молча обхватила колени и исподлобья посмотрела на Рида.
- Звучит так, будто у вас уже все позади и вы собираетесь умирать, – мрачно заключила она.
- Не все, но многое. И хоть иногда я должен вести себя соответствующе. – Он помолчал и все же продолжил: – Я не хочу, чтобы вы потом жалели о своей поспешности. У вас и так ненормальная жизнь, посвященная чему угодно, но не вам самой.
- Ну, ведь кто-то должен этим заниматься, - лукаво улыбнулась Кагуя
- Да, поэтому с моей стороны было бы просто преступлением позволить вам упустить хоть нескольких лет относительно нормальной жизни, - серьёзно ответил Дитхард, не заметив её иронии. - Вам действительно не стоит спешить.
Кагуя посмотрела на кружащие вокруг лепестки сакуры, потом на Рида.
- Я где-то читала, что Чарли Чаплин в последний раз стал отцом в семьдесят два года, – неожиданно выдала она. И улыбнулась. – И его тогдашняя жена была лет на тридцать его младше.
- Эмм, – Дитхард молился всем богам, чтобы он просто неправильно понял то, что имела в виду Кагуя. – Это ещё вопрос, был ли это его ребёнок. Если все будет в порядке, давайте вернемся к этому разговору лет через пять.
- «Если»? - выразительно приподняла бровь Кагуя. – А разве что-то может сложиться плохо? – спросила она, встав на колени, так что ее лицо оказалось как раз вровень с лицом Дитхарда. – Правильно будет «когда пройдет пять лет, мы еще раз поговорим об этом». – И губы девушки оказались в опасной близости… Бред! Она всего лишь ребёнок.
- О ками, разве так можно! – донеслось до них от домика, где Нагиса отчитывала обожаемого супруга. Чета Тодо возвращались на пикник. Дитхард и Кагуя как по команде отпрянули друг от друга. Не то что бы они боялись смутить хозяев, но все же слишком уж личными были переживания. Кагуя забрала ребенка и принялась его баюкать.
- Вы не скучали? - весело спросила Нагиса, плюхаясь рядом с девушкой.
- Нет, не скучали. Я пытался сделать из твоего ребенка полиглота, – отозвался Рид.
- А еще мы вспомнили про Чарли Чаплина, - добавила Кагуя, передавая мальчика Тодо Кеширо.